то была очень достойная, размеренная и скромная жизнь. Советская. Та, какую вели в 60-70-е гг. истекшего века директор школы в пригороде Грозного Юсуп Бажаев, его жена и девять их детей. Среди них - обаятельный мальчик Зия, седьмой по старшинству, 1960 года рождения. Понимать и ценить достоинства этой жизни он научился сызмальства.
Самым притягательным среди которых была для него возможность учиться. И он учился - за редчайшим исключением, стоившим ему золотой медали по окончании школы, - на "отлично". Не только в детстве, но и на всем своем коротком жизненном пути. В детстве и юности же он учился всему, в том числе русскому языку и литературе. Которые знал превосходно. Обожал поэзию Пушкина и Лермонтова, а через них - Гете. Порой по памяти цитировал их малоизвестные стихи, чем поражал и ставил в тупик даже самых близких друзей.
Но кроме учебы она, эта скромная жизнь учительской семьи, доставляла не слишком много окрыляющих возможностей и живительных перспектив. Хотя, в отличие от многих своих сверстников и погодков, Зия Бажаев в последующем никогда от нее не отказывался. И все же юный Зия не мог не отдавать себе отчета в том, что эта жизнь скудна и узка. Что существует другой - огромный и многоцветный, постоянно меняющийся и опасный - мир. В нем хотелось быть. И втайне хотел быть в нем лидером.
Как разрывают узкий круг существования? Как проламывают слишком близкий, нависающий горизонт скудной жизни? Большой русский поэт Николай Гумилев, которого уже взрослым тоже полюбил Зия Бажаев, нашел свой ответ на эти неотразимые вопросы: "Я вырван был из жизни тесной, // Из жизни скудной и простой // Твоей стремительной, чудесной // Неотвратимой красотой". Зия Бажаев любил и ценил красоту, но не красота стала моторной силой его освобождения от нависающего горизонта. А что же? Скорее всего жажда всеобъемлющей самореализации. Впитанная с молоком матери самостоятельность. Завороженность феноменом лидерства. Первенства.
Сам Зия Бажаев умел формулировать нечто об этом, рассказывая, например, о своем первом судьбоносном решении. Формулировать в следующих простых, искренних словах: "Все сомнения закончились тогда, когда я честно признался себе, что ни должность, ни масштаб моей работы в Грозном меня не устраивают. Хотелось чего-то своего, наверное, хотелось чувствовать себя хозяином своей судьбы, что ли… Это, наверное, банально звучит, но тогда, ради того, чтобы попробовать на зуб эту самую самостоятельность, столкнуться с жизнью в лоб, не брался в расчет никакой риск". "Власть над судьбой", "самостоятельность", "лобовое столкновение с жизнью", "риск" - главенствующие категории биографии Зии Бажаева… Конкретно же речь шла о том, чтобы бросить "хорошую должность" главного инженера Грозненского биохимического завода и уехать в Германию с целью организации нефтетрейдерской компании. На дворе стоял 1991 год. И "большая" родина Зии Бажаева, Советский Союз, доживала свои последние дни.
Очевидно, что на собственном человеческом материале Зия Бажаев ставил и конкретно решал великий шекспировский вопрос: "Что благородней духом - покоряться // Пращам и стрелам яростной судьбы // Иль, ополчась на море смут, сразить их // противоборством?" И первое, и второе чревато собственными рисками. Опасностями поражения. По жизни. Зия Бажаев выбрал второе - и выиграл. Он создал-таки свою нефтетрейдерскую фирму "Лиа Ойл" в Женеве, стал ее президентом и руководил ею три года. Когда он уезжал в Россию, в "Лиа Ойл" трудились уже 500 человек.
Он был востребован страной, которую он покинул. Зия Бажаев должен был наладить работу разгромленной чеченской войной "Южной нефтяной компании". Это дело оказалось ему по плечу. Потом его позвали наладить работу ОАО "Сиданко" - и с этим он справился. А потом он сам себя позвал в автономное плавание - и создал в 1998-м ОАО "Группа Альянс". Все эти структуры действуют и сегодня. Ополчась на море смут, Зия Бажаев сумел сразить их. Противоборством. Подражать ему напрямую нельзя и не стоит. Это бремя движения от трудности к трудности и от победы к победе посильно только для очень сильных людей. Лидеров милостью Божьей. Прочих оно ломает.
Размышляя об этом, задаешься вопросом: "А кто способен вызваться из скудной жизни в большой и опасный мир?" Здесь мы имеем перед собой совершенно особый случай: российский бизнесмен большого стиля, один из богатых людей России, нашедший себе применение в Европе, был чеченцем по национальности. В большом и малом, в добром и недобром, с головы до ног Зия Бажаев был одним из самых исторически полных воплощений чеченского национального характера. Это - к спорам о национальном возрождении чеченского народа. И в той области, какую он выбрал главным полем своей деятельности (а Зия Бажаев не был чужд и науке) - в большом бизнесе - нашли наилучшее применение некоторые органичные черты этого характера. Президент Башкирии Муртаза Рахимов вспоминал о Бажаеве: "С ним было беспроблемно вести дела именно потому, что он был человеком слова и если уж что-то пообещал, то всегда исполнял и никогда не подводил. А это сегодня особенно ценное качество".
Нельзя не видеть, что таковое качество, а именно непоколебимая верность данному слову, - это обязательная черта мужского менталитета горских народов, включая чеченский. Закон гор: ты не мужчина, если не держишь свое слово! Если взглянуть на поднятую тему в широкой исторической перспективе, то Зия Бажаев своим примером показал: подобно тому, как хозяйственная этика классического капитализма имеет своим истоком этику раннего протестантизма, подобно тому, как конфуцианская этика способствовала нравственному формированию крайне успешных бизнесменов-китайцев в Китае, Тайбэе, Гонконге, Сингапуре, в "малых тиграх" ЮВА, точно так же этика горских народов может стать предпосылкой деловой этики нынешних капитанов индустрии и финансов. Речь, однако, идет не только о большом бизнесе: столько же продуктивной, как говорит замечательная семья Зии Бажаева (жена Мадина, дочь Роза, сын Дени, дочь Диана), этика горских народов может оказаться для современной семейной морали. Надо быть слепым, чтобы не узреть горские корни того бережно-требовательного, всем памятного отношения к друзьям, той проповеди святости товарищества (куначества) и верности команде, которые были неотделимы от профессионального и человеческого облика Зии Бажаева.
Если присмотреться более пристально, то оказывается, что все предприятия, которыми занимался Бажаев, равным образом рождались - или возрождались заново - в лоне крупных кризисов, потрясавших Россию. Эти предприятия были как бы уроками, извлеченными Зией Бажаевым из кризисного опыта. Его ответами на кризисные ситуации. В этом нет никаких сомнений даже применительно к "Альянсу". Основатель "Альянса" и не скрывал этого: "Главным толчком стало состояние рынка. Потребность в комплексных услугах по антикризисному управлению возникла давно, но особенно отчетливо обозначилась к концу 1997 - началу 1998 года. Конкретный проект антикризисного управления как самодостаточной сферы бизнеса созрел у нас в марте-апреле этого (1998) года. Мы почувствовали, что наши услуги будут широко востребованы лишь в случае, если заказчику будет предложен готовый продукт". Этот продукт - антикризисное управление предприятиями с целью приведения их в дееспособное, конкурентоспособное состояние - был создан и заявлен бизнес-сообществу в мае 1998 года, то есть за три месяца до дефолта! Как тут не вспомнить известное сравнение: еще не начались тектонические сдвиги земной коры, а в сердце поэта уже отклонилась стрелка сейсмографа. Когда старик Генри Форд называл бизнес самой лирической стихией, он знал, что говорил.
Где-то здесь стоит поискать ключ к разгадке тайны: почему делом жизни Зии Бажаева стал именно большой бизнес? Потому что в большом бизнесе в собранном, концентрированном виде содержалось все то, что ценил на этом свете Зия Бажаев и что в других сферах было представлено фрагментарно. Когда Зия Бажаев заявил: "Я по натуре не менеджер, я - предприниматель" - он заявлял нечто в указанном выше роде.
Современное глобализированное общество сделало возможным небывалое прежде сосредоточение ресурсов и интеллекта на каком-то одном участке, направлении, пункте. И тем самым превратило субстанцию большого бизнеса в нечто неравновесное. Децентрируемое. В принципе возможно все, и все может произойти. Именно в этой атмосфере, в этой среде Зия Бажаев чувствовал себя как рыба в воде. В ней он ориентировался как никто. И как никто умел использовать и реализовывать кроящиеся в ней шансы. Тут ему равных не было и не скоро будет. Однако следует подчеркнуть главное: Бажаев был способен и на большее. Намного большее: "Сила проявляется не в умении использовать максимум возможного, а в максимальном преодолении невозможного" - такова была максима этого максималиста.
С особой наглядностью и пластичностью истинный масштаб личности Зии Бажаева проявился в последний год его безвременно оборвавшейся жизни. Отдаленное, сугубо метафорическое представление о том, что в этот год происходило, как формовалось Бажаевым вещество существования, может дать следующий пронзительный отрывок из замечательного текста Бориса Пастернака: "Я расскажу о той из века в век повторяющейся странности, которую можно назвать последним годом поэта. Вдруг кончают неподдававшиеся завершенью замыслы. Часто к их недовершенности ничего не прибавляют, кроме новой и только теперь допущенной уверенности, что они завершены. И она передается потомству. Меняются привычки, носятся с новыми планами, не нахвалятся подъемом духа. И вдруг - конец". В случае Зии Бажаева все было не так, но - очень похоже. Он явно готовился к чему-то новому, к какой-то иной, более высокой стадии своего пути. Он мог стать федеральным министром или президентом родной республики, он мог стать российским бизнесменом с всемирным кругозором и глобальными притязаниями. Ко всему этому он был готов. И в этом всем ему было отказано Богом. Его жизнь пресеклась на каком-то мощном взлете, в прямом и переносном смысле. В этом - еще одна грань трагедии.
И последнее. Зия Бажаев был от очень многого в российском криминализированном общежитии защищен: своим видным положением, друзьями, людьми, заботившимися о его безопасности. Но все эти заслоны и фильтры были неэффективны, бессильны против одного: против яда недоверия и враждебности между россиянами разных национальностей, которым отравились многие. Как будто к нему обращены через годы горькие строки Александра Пушкина: "Он между нами жил. Средь племени ему чужого; злобы. В душе своей к нам не питал, и мы Его любили". И кому было свойственно так или примерно так относиться к Зие Юсуповичу Бажаеву, тот навсегда сохранит память о нем.
Самым притягательным среди которых была для него возможность учиться. И он учился - за редчайшим исключением, стоившим ему золотой медали по окончании школы, - на "отлично". Не только в детстве, но и на всем своем коротком жизненном пути. В детстве и юности же он учился всему, в том числе русскому языку и литературе. Которые знал превосходно. Обожал поэзию Пушкина и Лермонтова, а через них - Гете. Порой по памяти цитировал их малоизвестные стихи, чем поражал и ставил в тупик даже самых близких друзей.
Но кроме учебы она, эта скромная жизнь учительской семьи, доставляла не слишком много окрыляющих возможностей и живительных перспектив. Хотя, в отличие от многих своих сверстников и погодков, Зия Бажаев в последующем никогда от нее не отказывался. И все же юный Зия не мог не отдавать себе отчета в том, что эта жизнь скудна и узка. Что существует другой - огромный и многоцветный, постоянно меняющийся и опасный - мир. В нем хотелось быть. И втайне хотел быть в нем лидером.
Как разрывают узкий круг существования? Как проламывают слишком близкий, нависающий горизонт скудной жизни? Большой русский поэт Николай Гумилев, которого уже взрослым тоже полюбил Зия Бажаев, нашел свой ответ на эти неотразимые вопросы: "Я вырван был из жизни тесной, // Из жизни скудной и простой // Твоей стремительной, чудесной // Неотвратимой красотой". Зия Бажаев любил и ценил красоту, но не красота стала моторной силой его освобождения от нависающего горизонта. А что же? Скорее всего жажда всеобъемлющей самореализации. Впитанная с молоком матери самостоятельность. Завороженность феноменом лидерства. Первенства.
Сам Зия Бажаев умел формулировать нечто об этом, рассказывая, например, о своем первом судьбоносном решении. Формулировать в следующих простых, искренних словах: "Все сомнения закончились тогда, когда я честно признался себе, что ни должность, ни масштаб моей работы в Грозном меня не устраивают. Хотелось чего-то своего, наверное, хотелось чувствовать себя хозяином своей судьбы, что ли… Это, наверное, банально звучит, но тогда, ради того, чтобы попробовать на зуб эту самую самостоятельность, столкнуться с жизнью в лоб, не брался в расчет никакой риск". "Власть над судьбой", "самостоятельность", "лобовое столкновение с жизнью", "риск" - главенствующие категории биографии Зии Бажаева… Конкретно же речь шла о том, чтобы бросить "хорошую должность" главного инженера Грозненского биохимического завода и уехать в Германию с целью организации нефтетрейдерской компании. На дворе стоял 1991 год. И "большая" родина Зии Бажаева, Советский Союз, доживала свои последние дни.
Очевидно, что на собственном человеческом материале Зия Бажаев ставил и конкретно решал великий шекспировский вопрос: "Что благородней духом - покоряться // Пращам и стрелам яростной судьбы // Иль, ополчась на море смут, сразить их // противоборством?" И первое, и второе чревато собственными рисками. Опасностями поражения. По жизни. Зия Бажаев выбрал второе - и выиграл. Он создал-таки свою нефтетрейдерскую фирму "Лиа Ойл" в Женеве, стал ее президентом и руководил ею три года. Когда он уезжал в Россию, в "Лиа Ойл" трудились уже 500 человек.
Он был востребован страной, которую он покинул. Зия Бажаев должен был наладить работу разгромленной чеченской войной "Южной нефтяной компании". Это дело оказалось ему по плечу. Потом его позвали наладить работу ОАО "Сиданко" - и с этим он справился. А потом он сам себя позвал в автономное плавание - и создал в 1998-м ОАО "Группа Альянс". Все эти структуры действуют и сегодня. Ополчась на море смут, Зия Бажаев сумел сразить их. Противоборством. Подражать ему напрямую нельзя и не стоит. Это бремя движения от трудности к трудности и от победы к победе посильно только для очень сильных людей. Лидеров милостью Божьей. Прочих оно ломает.
Размышляя об этом, задаешься вопросом: "А кто способен вызваться из скудной жизни в большой и опасный мир?" Здесь мы имеем перед собой совершенно особый случай: российский бизнесмен большого стиля, один из богатых людей России, нашедший себе применение в Европе, был чеченцем по национальности. В большом и малом, в добром и недобром, с головы до ног Зия Бажаев был одним из самых исторически полных воплощений чеченского национального характера. Это - к спорам о национальном возрождении чеченского народа. И в той области, какую он выбрал главным полем своей деятельности (а Зия Бажаев не был чужд и науке) - в большом бизнесе - нашли наилучшее применение некоторые органичные черты этого характера. Президент Башкирии Муртаза Рахимов вспоминал о Бажаеве: "С ним было беспроблемно вести дела именно потому, что он был человеком слова и если уж что-то пообещал, то всегда исполнял и никогда не подводил. А это сегодня особенно ценное качество".
Нельзя не видеть, что таковое качество, а именно непоколебимая верность данному слову, - это обязательная черта мужского менталитета горских народов, включая чеченский. Закон гор: ты не мужчина, если не держишь свое слово! Если взглянуть на поднятую тему в широкой исторической перспективе, то Зия Бажаев своим примером показал: подобно тому, как хозяйственная этика классического капитализма имеет своим истоком этику раннего протестантизма, подобно тому, как конфуцианская этика способствовала нравственному формированию крайне успешных бизнесменов-китайцев в Китае, Тайбэе, Гонконге, Сингапуре, в "малых тиграх" ЮВА, точно так же этика горских народов может стать предпосылкой деловой этики нынешних капитанов индустрии и финансов. Речь, однако, идет не только о большом бизнесе: столько же продуктивной, как говорит замечательная семья Зии Бажаева (жена Мадина, дочь Роза, сын Дени, дочь Диана), этика горских народов может оказаться для современной семейной морали. Надо быть слепым, чтобы не узреть горские корни того бережно-требовательного, всем памятного отношения к друзьям, той проповеди святости товарищества (куначества) и верности команде, которые были неотделимы от профессионального и человеческого облика Зии Бажаева.
Если присмотреться более пристально, то оказывается, что все предприятия, которыми занимался Бажаев, равным образом рождались - или возрождались заново - в лоне крупных кризисов, потрясавших Россию. Эти предприятия были как бы уроками, извлеченными Зией Бажаевым из кризисного опыта. Его ответами на кризисные ситуации. В этом нет никаких сомнений даже применительно к "Альянсу". Основатель "Альянса" и не скрывал этого: "Главным толчком стало состояние рынка. Потребность в комплексных услугах по антикризисному управлению возникла давно, но особенно отчетливо обозначилась к концу 1997 - началу 1998 года. Конкретный проект антикризисного управления как самодостаточной сферы бизнеса созрел у нас в марте-апреле этого (1998) года. Мы почувствовали, что наши услуги будут широко востребованы лишь в случае, если заказчику будет предложен готовый продукт". Этот продукт - антикризисное управление предприятиями с целью приведения их в дееспособное, конкурентоспособное состояние - был создан и заявлен бизнес-сообществу в мае 1998 года, то есть за три месяца до дефолта! Как тут не вспомнить известное сравнение: еще не начались тектонические сдвиги земной коры, а в сердце поэта уже отклонилась стрелка сейсмографа. Когда старик Генри Форд называл бизнес самой лирической стихией, он знал, что говорил.
Где-то здесь стоит поискать ключ к разгадке тайны: почему делом жизни Зии Бажаева стал именно большой бизнес? Потому что в большом бизнесе в собранном, концентрированном виде содержалось все то, что ценил на этом свете Зия Бажаев и что в других сферах было представлено фрагментарно. Когда Зия Бажаев заявил: "Я по натуре не менеджер, я - предприниматель" - он заявлял нечто в указанном выше роде.
Современное глобализированное общество сделало возможным небывалое прежде сосредоточение ресурсов и интеллекта на каком-то одном участке, направлении, пункте. И тем самым превратило субстанцию большого бизнеса в нечто неравновесное. Децентрируемое. В принципе возможно все, и все может произойти. Именно в этой атмосфере, в этой среде Зия Бажаев чувствовал себя как рыба в воде. В ней он ориентировался как никто. И как никто умел использовать и реализовывать кроящиеся в ней шансы. Тут ему равных не было и не скоро будет. Однако следует подчеркнуть главное: Бажаев был способен и на большее. Намного большее: "Сила проявляется не в умении использовать максимум возможного, а в максимальном преодолении невозможного" - такова была максима этого максималиста.
С особой наглядностью и пластичностью истинный масштаб личности Зии Бажаева проявился в последний год его безвременно оборвавшейся жизни. Отдаленное, сугубо метафорическое представление о том, что в этот год происходило, как формовалось Бажаевым вещество существования, может дать следующий пронзительный отрывок из замечательного текста Бориса Пастернака: "Я расскажу о той из века в век повторяющейся странности, которую можно назвать последним годом поэта. Вдруг кончают неподдававшиеся завершенью замыслы. Часто к их недовершенности ничего не прибавляют, кроме новой и только теперь допущенной уверенности, что они завершены. И она передается потомству. Меняются привычки, носятся с новыми планами, не нахвалятся подъемом духа. И вдруг - конец". В случае Зии Бажаева все было не так, но - очень похоже. Он явно готовился к чему-то новому, к какой-то иной, более высокой стадии своего пути. Он мог стать федеральным министром или президентом родной республики, он мог стать российским бизнесменом с всемирным кругозором и глобальными притязаниями. Ко всему этому он был готов. И в этом всем ему было отказано Богом. Его жизнь пресеклась на каком-то мощном взлете, в прямом и переносном смысле. В этом - еще одна грань трагедии.
И последнее. Зия Бажаев был от очень многого в российском криминализированном общежитии защищен: своим видным положением, друзьями, людьми, заботившимися о его безопасности. Но все эти заслоны и фильтры были неэффективны, бессильны против одного: против яда недоверия и враждебности между россиянами разных национальностей, которым отравились многие. Как будто к нему обращены через годы горькие строки Александра Пушкина: "Он между нами жил. Средь племени ему чужого; злобы. В душе своей к нам не питал, и мы Его любили". И кому было свойственно так или примерно так относиться к Зие Юсуповичу Бажаеву, тот навсегда сохранит память о нем.
